Виктор Соколов в Иванове прожил половину своей жизни и стал своим в литературной и журналисткой среде города. "Ивановская газета" опубликовала интервью с первым редактором издания, автором десятка книг стихов и прозы, сотен статей, рецензий и аннотаций.
– Виктор Григорьевич, вы родились 22 июня 1941 года. Знаковая дата. Что вы помните о войне?
– Что касается даты, не могу не верить маме: она говорила, что я родился в ночь на 22-е. Но в суете первых военных дней в документы записали 23-е. Мы жили в Ростове-на-Дону. Отец – инженер в пароходстве – успел забежать к матери в роддом и помчался на работу. Семью эвакуировали сначала в Новороссийск, а потом в Красноводск (сейчас – Туркменбаши в Туркмении. – М. М.), где была ремонтная база для судов, там отец работал до конца войны.
Помню инвалидов – их было много, покалеченных войной. Рядом с нами жил один человек. Очень сильно хромал, за это пацаны дразнили его: "Рупь пять, пятак сдачи". Потом он пришел к нам в школу, директриса нас собрала, пристыдила. Оказалось – летчик, орденоносец…
О первых послевоенных годах в Ростове я помню детали: разрушенные дома, пленных немцев, к которым уже никто не испытывал ни страха, ни ненависти. На соседней улице жил мальчик Алёша. Мы с ним играли вместе. Пацаны тогда часто искали оружие, мины по окраинам. Он тоже нашел мину, разряжал ее у себя. Когда бабахнуло, все туда побежали. А там – его кудрявую голову выносят в корыте…
Справка. Виктор Соколов родился 22/23 июня 1941 года в Ростове-на-Дону. Окончил школу с золотой медалью, филфак Ростовского госуниверситета, позднее – аспирантуру на кафедре теории журналистики. С 1983-го живет в Иванове. Работал в "Рабочем крае", в том числе заместителем главного редактора. Добровольно в качестве спецкорреспондента выезжал на Чернобыльскую АЭС. В 1990 году избран первым главным редактором "Ивановской газеты" и руководил ею более десяти лет. Преподавал на отделении журналистики, рекламы и общественных связей ИвГУ. Заслуженный работник культуры.
– Когда вы впервые прочитали стихи? А написали?
– Прочитал довольно рано. Из книг, которые были дома, я особенно любил томик Лермонтова и большое юбилейное издание Пушкина. Многого не понимал, но вот ритмика стиха в меня вошла. В библиотеку записали еще до школы. Помню, мне дали домой книгу Корнея Чуковского "Чудо-дерево". Большую такую. И библиотекарь в шутку сказала: "Это тебе, мальчик, на целый год". Я ее прочитал, потом выучил наизусть. Но когда мне дома предложили ее сдать, я запротестовал: "Тетя же сказала, что это мне на целый год!"
Первое стихотворение собственного сочинения возникло, кажется, еще в начальных классах. У нас в квартире балкон выходил на Дон, была видна набережная. Вот я и написал:
Смотрю я на Дон и вижу на нем:
идут корабли разных времен.
Белеют цветы в ночной темноте,
горят фонари, и лучи их – в воде.
Луна из-за тучки на землю глядит,
и лампочка в каждом окошке горит.
Получается, я начинал с пейзажа (улыбается). К чему потом практически не возвращался. В 1953 году, когда умер Сталин, я написал стихи и послал в "Пионерскую правду". Концовка там была "героическая":
Но клянемся вам, товарищ Сталин,
с каждым годом будем мы сильней,
и еще могучее мы станем,
встав плечом к плечу вкруг партии своей.
На то, что я сочинял в старших классах, очень сильно сказывалось влияние Пушкина. Но это уже было что-то внятное и без "могучее".
– Но поступили вы на факультет, не связанный с литературой?
– Да, на химфак Ростовского университета. А потом лично ректор Юрий Андреевич Жданов, бывший зять Сталина, "сосланный" в то время из Москвы, перевел меня на первый курс филфака, хотя считалось, что это невозможно. Я к Жданову ходил три раза, читал свои стихи.
В студенческие годы состоял в "Клубе молодых литераторов" при горкоме комсомола. С нами занимались профессиональные литераторы, вместе с членами Союза писателей мы ездили выступать в колхозы, на предприятия. Потом из наших известными поэтами стали Пётр Вегин, Борис Примеров, Борис Куликов.
Первая моя публикация – стихотворение "Шоферы" – была в молодежной газете. Во время выездного Всесоюзного совещания молодых литераторов меня заметили, стали печатать в областной газете "Молот", в журнале "Дон" (в нем я позднее работал завотделом литературной критики). А в Москве мои "Шоферы" вошли в коллективный сборничек с не совсем ко мне относящимся названием "Поэзия рабочих рук"…
Потом были годы журналистской работы, преподавание в университете, аспирантура, должность декана университета по работе с иностранными студентами... Так что писал и публиковался я от случая к случаю, даже когда уже переехал в Иваново.
– А как это случилось? И как относитесь к городу?
– Я приехал сюда на всероссийское совещание, посвященное преподаванию русского языка как иностранного. И здесь познакомился со своей будущей женой. Она была деканом по работе с иностранными студентами в химтехе.
После "донской столицы" Иваново показался мне довольно провинциальным, но приятным городом. И человеческая атмосфера более простая – в хорошем смысле слова, без южного гонорка. Город активно строился, даже дом, в котором мы потом жили, возводили на наших глазах.
А сейчас для меня Иваново – свое. Может, и есть лучше города, но они, как говорится, "не мои". Это я уже чувствую, даже когда бываю в Ростове… И в Москву могу съездить на неделю, дней на десять, а потом потянет назад. В Иванове я уже 42 года и вижу, сколько здесь изменений к лучшему.
– Вы много лет отдали журналистике. Кто-то считает, что разницы между писателем и журналистом практически нет – оба пишут. А кто-то – что журналистика писателю мешает. Как вы думаете?
– Раньше писателей как называли? Сочинителями. Это и есть главное отличие от журналистики, где домысел (не вымысел!) допустим лишь в отдельных жанрах. Журналистика оттачивает литературные навыки, приучает к дисциплине, к работе над текстом, к умению собирать материал. Я бы сказал, что журналистика дает хорошую школу: не ври. Это ведь и в художественной литературе очень важно.
Сейчас я замахнулся на весьма большую прозаическую вещь, там в начале речь идет о человеке, который оказался на фронте во время Первой мировой войны. И сколько пришлось всего перелопатить, чтобы описание событий, даже в малейших деталях, соответствовало действительности... Иначе умный и знающий читатель почувствует фальшь.
Думаю, лучше всего мое отношение к журналистике передает стихотворение, которое я посвятил своему доброму другу и коллеге Аркадию Романову:
На сухой сажала хлеб,
школила, как мальчика,
по щебенке босиком –
сбиты ноги в кровь.
Журналистская судьба –
злая моя мачеха,
оплеухи да пинки –
вот и вся любовь.
Во солдатчине ее –
недосуг печалиться.
Муштровала день за днем,
годы напролет.
С недосыпу – "на подъем!",
с похмела – "к начальству"!
Индульгенцию строки
не брала в расчет.
Но бывало – чудеса! –
сжалится внезапно
да отпишет вольную
тетка-кабала, –
затоскуешь по родной
маяте казарменной.
Вот такие-то, дружок,
странные дела.
Хоть и тешится душа
разудалой песенкой,
и открыты казаку
тысячи дорог,
только вольные хлеба
всё с бомжовой плесенкой,
а в бессонницах ночных –
горький чифирок.
Вольна волюшка у нас
кровью зря ль оплачена?
Зря ли выстрадано в ней
всё – от "а" до "я"?
…Журналистская судьба,
злая моя мачеха –
нелюбимая, родимая
матушка моя!
– Расскажите, как вы вступили в Союз писателей и что он для вас?
– Войти в Союз писателей я, не скрою, хотел всегда. Мне казалось, что там моя настоящая среда, без которой литератору – просто никак… В "Рабочем крае" я, в частности, выпускал литературное приложение и был знаком со многими членами Союза писателей. А рекомендацию мне дали Владимир Догадаев, Лариса Щасная и коллега-журналист Андрей Гладунюк.
Было время, когда членство в Союзе давало какие-то блага: квартиры, поездки в дома творчества, стипендии, пенсии, гонорары... Потом этого не стало. Но важно другое. Когда-то, в начале своего творческого пути, Горький пришел к Короленко, показал ему первые произведения. И тот сказал: "Поезжайте в Москву или в Петербург. Писатели там, знаете, народ всякий, но это среда, и без нее вам не обойтись". Так и есть, она нужна, необходим какой-то "родственный кислород". Тогда и сам для организации, для общего дела будешь полезен.
– Вы известны тем, что внимательно относитесь к чужим талантам, приводите людей в литературу. Почему не жалеете на это времени?
– Я несколько лет вел молодежное литобъединение "Основа". Если в человеке есть талант, будь то молодой журналист или поэт, он уже этим ценен. И это грех терять. К сожалению, из всех, с кем я работал, сейчас в литературе остались немногие. Что поделать: для большинства молодых поэзия – это как бы ветрянка, которой болеют в юности. А потом она проходит – но, к счастью, не у всех…
Беседовала Марина МОСКАЛЁВА